Подвиг скромности

 Странное имя у этой женщины: Мелика. Ни у кого такого во всей округе нет, а отчество самое обычное — Ивановна.

 В пожелтевшем от времени документе читаю:

«Мы нижеподписавшиеся, Шура Черманова и Иван Цветков (преподаватели) на честь и совесть нашу заявляем, что барышни Евфросиния Ивановна и Мелика Ивановна — дочери господина Ивана Павлова, жителя с. Бакчалия (ныне Баштановка — ред.) — окончили шесть классов вышеначальной школы «Ассоциации румынских правомерных женщин» в 1940 году (специализированное медучилище) и удостоверяем сей факт, так как школьный архив уничтожен…»

  В этой самой школе и «перекрестили» Акулину в Мелику и документы выдали на это имя, так что не стала Мелика потом ничего менять.

  Война 41-го застала ее на практике в Саратской больнице, работала там операционной сестрой. Когда через три года румынские войска откатывались на запад, туда же должна была эвакуироваться и больница. У Мелики, главным принципом в работе которой было: «для медработника не важно, кто какой национальности», вдруг заныло сердце: «Покидать родные края?»

  Главный врач больницы высоко ценил Мелику и ни за что бы не расстался с таким хорошим работником, но, видя ее растерянность, пожалел молодую совсем девушку, оказавшуюся на перекрестке судьбы. Увидев, что та мечется, да и сильно растерла ногу в пути и все больше отстает, но совсем уйти боиться (обоз сопровождал военный с оружием), «домну доктор», как называли все главврача в больнице, подошел к ней и громко, чтобы слышали все, сказал: «Я приказываю вам остаться!», избавив ее от неоправданного риска бежать. Мысленно она поблагодарила этого доброго человека и пожелала ему остаться в живых.

  Возвращение в Баштановку

  Повернув возле села Бургуджи (Виноградовка — ред.) назад, Мелика по кукурузным полям добралась до Дмитровки. Не зная, что предпринять дальше, решила переждать день-два (с края села слышалась стрельба со стороны Арциза). Но кто приютит? Вспомнила о семье Дмитрия Марковича Евчева, дочь которого Мелика выхаживала после операции.

  Нашла их дом, постучала. Хозяйка вначале испугалась (на Мелике была серая спецодежда, и кто знает, как к этому отнеслись бы наши солдаты), но все же, гостью спрятали на чердаке. Сын Дмитрия Марковича приносил Мелике еду и сообщал обо всех новостях. Через три дня она решила добраться до родного села Баштановка, где жили родные.

  «Дошла до шоссе, — вспоминала Мелика Ивановна, — а там — бой. Еле добралась домой. Мама с сестрами прятались в винограднике, и родной дом напугал меня своей пустотой. Но, слава Богу, все остались живы. Как только пошли в дом, постучали двое: «Мы из сельсовета, надо помочь с ранеными». Я выступила наперед, замерев на мгновенье от страха: узнают, что работала с румынами, убьют… Но ничего не произошло. Наоборот, люди постарались создать мне для работы все условия, возможные в то время. В том здании, где сейчас правление колхоза, открыли медпункт, кого-то послали за трофейными медикаментами, привезли уколы, бинты, инструменты».

  Сразу же стали поступать раненые. Мелика, как могла, оказывала помощь. Но когда привезли двух тяжелых с ранениями в брюшную полость и в бедро, растерялась: без операции не обойтись. Что делать? Нашла подводу, поехала в Татарбунары, в больницу. Но там никого не оказалось. По пустому зданию гуляли сквозняки… Подсказали прохожие: «Не сюда привезли, езжайте к школе, напротив нее теперь больница».

  Повезла своих раненых Мелика туда, а там суматоха, палаты переполнены, мест нет. Вышедший навстречу врач ругается, не хочет принимать новых раненых… Но в конце концов все, конечно, уладилось. Выезжая со двора, Мелика бросила полный боли взгляд на развешенные на веревке бинты, много бинтов, колыхающихся от ветра белым туманом, за плотной завесой которого начиналась для Мелики новая жизнь, полная новых неожиданностей и трудностей…

  Борьба с эпидемией тифа

  Вечером опять пришлось везти раненых на операцию в Татарбунары. Только вернулись в Баштановку, пошатываясь от усталости, а навстречу бежит женщина: «Муж и сын умирают» Не теряя ни минуты, подъехали к ее дому. И только глянула на больных, определила — тиф… И молнией вопрос: «Куда их везти? В ту же переполненную больницу в Татарбунарах?»

Утром пошла на прием к секретарю райкома партии. Объяснила, как могла, что с эпидемией шутить не надо. Там оценили ситуацию трезво, сказали конкретно: «Вези своих больных в больницу, оставленную румынами». А там ни коек, ничего…

В помощь определили доктора из военных, без руки. Оставила Малика своих больных в той больнице, прямо на полу, а сама обратно — в село, надо было выявить остальных инфицированных.  Начали обход по селу. Просили для больницы и койки, и подушки. Кто мог — давал. Матрасы делали из тканых ковриков, сшивая их и набивая соломой. А больных становилось все больше… Эпидемия захватила и Дмитровку. 

  Как раз в это время начался набор в трудармию. Группа девушек должна была отправиться работать на Донбасс. Всех их бросили на борьбу с эпидемией. В БаштановкеМелике помогали двенадцать девушек, в Дмитровке — двадцать одна. Они выявляли больных, а Мелика отвозила их в Татарбунары и в Струмок. Вскоре ее оставили в больнице; в райцентре не хватало рук.

  «Кроме меня, — вспоминает Мелика Ивановна, — работала еще одна медсестра, кажется Гуртовенко, из Белолесья, несколько санитарок и все. Работать приходилось по несколько дней без отдыха. Электричество подавалось только до двенадцати ночи, а после пользовались каганцами из рыбьего жира…»

  Конечно, в то время не было для инфекционных больных ни отдельных боксов, ни особых лекарств. В таких условиях обслуживающий персонал ставил под угрозу и свое здоровье. Было бы удивительно, если бы Мелика не заразилась тифом. Она заболела, и месяц находилась на грани жизни и смерти. Положение усложнилось тем, что к тифу добавилось воспаление легких.

День Победы

  9 мая 1945 года Мелика дежурила у себя в отделении. Вечером погас свет, зажегся, опять погас, зажегся. «Что происходит?» — почему-то зашлось сердце от непонятных предчувствий. Вдруг забегает врач: «Победа! Победа! Мы победили, ты понимаешь?» Все, кто мог ходить, выскочили на улицу. Обнимались и плакали, и радовались, и ликовали…

  Но и после войны еще далеко было до сытого спокойствия и благоденствия: начался голод 1946–1947 годов. В больнице выдавали хлеба по 100 граммов, варили гороховую баланду, иногда кашу, недостаток витаминов восполняла кислая капуста. О мясе, молоке никто не говорил… А за стенами больницы было еще хуже.

  Страшные те годы осиротили многих детей, и старожилы помнят, что в Татарбунарах в конце сороковых был открыт дом ребенка. Функционировал он несколько лет, и какое-то время Мелика, как медсестра тоже работала в нем. Судьба всегда бросала ее на самые трудные участки, где особенно нуждались в ее квалификации, умелых руках. Налаживала работу фельдшерско-акушерского пункта в Глубоком, многие годы ходила пешком на работу в грязелечебницу в Борисовку. 

  К тому времени Мелика уже была замужней женщиной, имела ребенка. К несчастью девочка родилась нездоровой, и всякий раз, уходя, Мелика не могла оставаться спокойной, тревожась за нее. Все свое умение, всю свою любовь вкладывала Мелика в борьбу за жизнь дочери. В начале шестидесятых, как раз тогда, когда начали строить свой собственный дом и так нужны были крепкие мужские руки, ушел из жизни муж Мелики… Люди не бросили в беде, помогли выгнать стены, а остальное она достраивала сама.

  «С утра глину замешу и на работу, а вечером прихожу, принимаюсь мазать».

  К тому времени работала снова в Татарбунарах, в районной больнице, в инфекционном отделении ( не пропал даром ее опыт в борьбе с послевоенным тифом) Много хорошего в ее жизни связано с этим коллективом.

  «Спасибо людям: врачам, медсестрам, нянечкам. Поддерживали меня, помогали советом и просто добрым словом. Когда дом был почти готов, Александр Павлович Пирютко посоветовал купить мебельный гарнитур и помог его приобрести. Потихоньку, в рассрочку прикупила и телевизор, и ковры: чтоб все, как у людей, ведь пока дом строился, отказывала себе во всем. Теплые отношения сложились с семьей Кравченко Евгения Яковлевича. С его женой Анной Алексеевной мы проработали бок о бок долгие годы. «А, — говорил он мне, улыбаясь, — сегодня на дежурстве «земский врач», тогда можно быть спокойным».

  Размышляя над тем, почему Евгений Яковлевич так назвал Мелику Ивановну, пришла к выводу, что он высоко оценил те профессиональные качества, какими, по его мнению, обладала медсестра. Она, как и старые земские врачи, многое умела, а главное умела сострадать. Она всегда была такой же отважной и порядочной, как и те простые, готовые в любую минуту броситься кому-то на помощь, люди. Во время дежурства Мелики Ивановны главврачу действительно незачем было беспокоиться. Когда к тяжелобольному вызывали врача, то часто случалось, что она уже оказывала помощь на самом высоком уровне.

  Не счесть полученных ею за всю ее трудовую биографию грамот и благодарностей от руководства. Не выразить благодарность молодых медработников, которым Мелика Ивановна передает свой драгоценный опыт. А кто возьмется посчитать, скольким больным она помогла стать на ноги за все годы работы? Как бы ни было ей в жизни трудно, она всегда стремилась загрузить себя работой, заботой о других. В редкие часы отдыха (если спокойно проходило ночное дежурство), она не спала, снова была занята: руки вышивали, вязали, шили, создавая изумительной красоты работы, выполненные в технике «Ришелье».

 Я слушала Мелику Ивановну и ловила себя на мысли, что вся ее жизнь, пусть не покажется это слишком громким заявлением, — подвиг. Подвиг скромности, беззаветного служения своему долгу, подвиг Матери… Низкий Вам поклон за это, Мелика Ивановна.

Интервью с Меликой Ивановной для газеты «Татарбунарсий вестник», взяла Светлана Окорокова, 1995 год